Во время первого визита к девяностопятилетнему художнику-искусствоведу Игорю Петровичу Лаврову меня поразило состояние его нравственного и физического здоровья: энергичен, эмоционален, разговорчив.
Он внук знаменитого Вукола Лаврова, издателя популярного журнала «Русская мысль». В далекие 30-е годы встречался с пролетарским писателем Максимом Горьким. А сегодня страстно занимается космопластикой (эстетикой утиля) и космографикой. Уже в преклонном возрасте проявилось его поэтическое дарование.
С ранних лет Игорь Петрович интересовался естествознанием, готовился стать биологом. Но пересилила тяга к искусству. После окончания Нижегородского художественно-промышленного техникума поступил в Московский высший художественно-технический институт. Потом были годы работы в НИИ художественной промышленности, в лаборатории промыслов.
В конце 30-х он волею судеб попал на Чукотку. Суровая красота Севера, интерес к древней, самобытной культуре чукчей и эскимосов, а затем руководство Уэленской косторезной мастерской надолго связали Лаврова с этим краем. В личном архиве Игоря Петровича хранится много интересных документов, рассказывающих о том времени на Чукотке, об организации знаменитой Уэленской косторезки, о судьбах мастеров и методах работы художественных руководителей. Для нынешних продолжателей традиций уэленской косторезной школы, несомненно, будут полезны и поучительны фрагменты из дневника и воспоминания И.П. Лаврова о 30–50-х годах теперь уже прошлого века.
Из истории
Одним из первых обратил внимание на искусство чукчей в конце 30-х годов XVIII века знаменитый исследователь Камчатки Степан Крашенинников. Он писал: «Из всей работы сих диких народов, которую они каменными ножами и топорами весьма чисто делают, ничто не было так удивительно, как цепь из моржовой кости. Оная состояла из колец точеных и из одного зуба была сделана… Я могу смело сказать, что по чистоте работы и по искусству никто бы не почел оную за труды дикого чукчи…»
В 1912 году исследователь Крайнего Северо-Востока Н.Ф. Калинников более подробно осветил состояние косторезного искусства на Чукотке: «Наряду с женщинами, мужчины режут из кости незатейливые цепочки, ножи для бумаги, мундштуки, пуговицы, модели пароходов и шхун, полируют красивые моржовые клыки. Некоторые достигают в своих работах большого изящества, приобретают в Америке специально для этой цели токарные станки. Но, к сожалению, таких лиц можно пересчитать по пальцам. И дальше восточного побережья этот промысел не распространяется».
В начале ХХ века чукотско-эскимосские косторезы много работали на рынок: изделия продавали путешественникам, мореплавателям, русским и иностранным купцам. В 1920-е годы продукцию мастеров скупали уже государственные кооперативно-торговые предприятия. Так, в 1923 году на уэленском продовольственном складе имелось 14 статуэток из кости, 18 мундштуков, 11 дюжин костяных пуговиц, 21 нож для разрезания бумаги.
В 1928 году при школе чукотской культбазы организуется косторезная мастерская. В это же время в уэленской школе собрана группа школьников, стремившихся обучаться косторезному делу. Это были первые попытки организовать артели косторезов.
В 1931 году по инициативе первого председателя Чукотского окрисполкома Тегрынкеу организована Уэленская стационарная косторезная мастерская, ставшая впоследствии центром развития чукотско-эскимосского искусства. Мастеров собирал знаменитый Вуквутагин.
В 1933 году в Уэлен прибыл профессиональный художник Александр Леонидович Горбунков. Два года перед этим он работал в кабинете по изучению народностей дальневосточного Севера. Затем предложил специалистам по народному искусству начать «научное обследование и изучение национальных особенностей чукотской культуры».
В 1936 году А.Л. Горбунков опубликовал свои записки о состоянии и перспективах развития художественного косторезного промысла на Чукотке в журнале «Советская Арктика»:
«От мыса Ванкарем до бухты Преображения в чукотских и эскимосских селениях насчитывается 145 человек, промышляющих художественной резьбой по кости. Из них эскимосов 47, чукоч 98. Художественная и техническая квалификация косторезов разнообразны.
Творческий актив промысла — 15 человек. Из них выдающиеся художники: Вуквол, Кейнитегын, Камыиргин, Нэпын, Рошилин, Нонно (Онно), Рыпхыргын, Мынор. Резчики I категории — 22 человека. Наиболее квалифицированные: Вуквутагин, Хухутан, Аромке, Айе, Рентыргын. Резчики II категории — 94 человека. Мастера цветной гравировки — 4 человека.
Кустари-косторезы работают с различной нагрузкой: постоянно в бригадах колхозов — 6 человек, в сезонных группах — 33 человека, на дому — 93 человека. На курсы по обучению косторезному делу вовлечено 30 человек, в том числе 5 женщин…
В районе имеется 6 косторезных мастерских, из них 4 колхозные. Инструментарий промысла: привозные слесарные инструменты, самодельные станки для токарных работ по кости и резцы к ним, местные инструменты для первоначальной отрубки кости — гаттэ (тесло), вагыльхын (коготь) и рифель (кисточка) — для цветной гравировки.
В феврале 1934 года в Уэлене была впервые организована постоянная косторезная бригада из 5 лучших резчиков. Мастера перешли на восьмичасовой рабочий день…»
Первая встреча
В 1938 году я работал в НИИ художественной промышленности. Однажды в обеденный перерыв я шел по коридору и увидел стенд о художественных промыслах Севера. Мое внимание к нему было не случайным: у нас в отделе стоял шкафчик с образцами изделий уэленских косторезов.
Потом я зашел в соответствующий отдел Главсевморпути и познакомился с его руководителем: Пастухов оказался интересным собеседником, подлинным энтузиастом изучения искусства малых народностей Севера. Пастухов предложил мне поехать на Чукотку.
В мае 1939 года я заключил договор с Главсевморпутем на два года и отправился в поселок Лаврентия, где находилась чукотская культбаза. Там я преподавал рисование в местной школе, работал также воспитателем в интернате и заведовал Домом народов Севера. Так впервые я начал изучать культуру народов далекого края, чукотский язык, нравы и обычаи аборигенов.
Первая зимовка на Чукотке 1939/40 года прошла хотя и трудно (привыкал жить в экстремальных условиях), но плодотворно. Выявлял чукчей и эскимосов, имеющих художественные способности. Надо сказать, что они исключительно талантливы в художественном отношении и у них великолепная зрительная память: то, что увидят, затем быстро и точно воспроизводят на чистом листе. Вот, например, мальчик Петр Тнанкаврау: поражает его работа об Уэлене того времени — нарисовано талантливо, чрезвычайно правдиво (этот рисунок хранится в моем архиве). Кстати, он жил недалеко от Лаврентия, и я специально ездил на катере к нему в поселок.
Сохранились и цветные рисунки эскимоса Ататы, оригинальные рисунки Тигрет, жившей и работавшей в поселке Лаврентия. Много занимался с подающими надежды в творческом плане Анкауге, бывшим оленеводом, работавшим в местной больнице.
Но, конечно, наиболее ярким и замечательным художником был Онно. Необычна его биография. Был он родом из близлежащего селения Яндагай. В детстве по настоянию отца-шамана готовился к шаманской практике и прошел специальное обучение у известного шамана Тамнэ. Онно пришел на культбазу и начал усиленно заниматься искусством. Скоро он прославился как один из лучших художников побережья.
Я заинтересовался этим талантливым человеком, мы часто беседовали. Хотя он и плохо говорил по-русски, но был словоохотлив. В его рассказах встречались необычайные случаи, связанные с фантастическим миром шаманских видений. Однажды он поведал о том, как его мать, находясь ночью в яранге, увидела, как из моря вышел морской дух анкы-келе, заглянул в полог. По лицу рассказчика я заметил, что он ясно представляет себе образ духа, увиденного матерью. Поняв, что рисунки на мифологические темы могли бы иметь не только художественный, но и научный интерес, я попросил его нарисовать, как все было. На другой день Онно принес мне рисунок. С этого и началось регулярное рисование мифологических сюжетов о Пичвучине и шаманском камлании.
Онно был также превосходным мастером резьбы по кости. Этому искусству он научился у своего отца. Бывая в Дежневе и Уэлене — центрах промысловой резьбы по кости, Онно встречался с лучшими мастерами побережья и прекрасно усвоил технику резьбы и гравированного рисунка на клыке. Его работы отличались своеобразными композиционными приемами, глубоким знанием зверей и подробностей чукотского быта. Его графические композиции на кости всегда самобытны, реалистически трактуют образы и безупречны с точки зрения техники гравировки. Будучи охотником, Онно талантливо передавал сцены охоты на морских зверей и особенности быта. Как и другие косторезы, он работал без эскиза, не пользуясь предварительным наброском, и тем удивительнее совершенство его рисунка.
Последний раз я встречался с ним в 1945 году, во время моего вторичного пребывания на чукотском побережье. Тогда, помнится, он выполнял для Всесоюзной выставки народного творчества работы из кости. Он умер приблизительно в 1953 году.
В 1940 году культбазу в заливе Лаврентия закрыли, и я собрался в Москву. Обстоятельства сложились так, что, когда плыли на катере из залива Лаврентия, разыгрался шторм. Остановились в Уэлене. И вот тогда-то я впервые познакомился с условиями работы уэленских мастеров. Удивило, что мастерской служила маленькая яранга. Отбросив полог, я увидел работающих резчиков. Мне бросилось в глаза, что они трудились в малоподходящих условиях.
Я пришел к печальному выводу: все, что было достигнуто здесь благодаря усилиям художника Александра Леонидовича Горбункова в середине 30-х, –утрачено. Косторезное искусство, в сущности, пущено на самотек. Мастерские в Уэлене и Наукане не работали: первая была занята под квартиру начальника милиции, а вторая превращена в пекарню. Конечно, это лишило мастеров возможности обмениваться опытом.
Не велась работа по подготовке новых кадров мастеров. Постоянными резчиками были в основном старики и инвалиды, не способные заниматься охотой. Молодежь же обращалась к резьбе и гравюре редко, только в часы досуга.
Формально мастера считались членами промысловых артелей. Но они работали у себя в ярангах. На склады торгово-заготовительных баз сдавали лишь часть изделий, а остальные сбывали на сторону.
Официально косторезный промысел находился в ведении районо. Но эта организация была бессильна чем-либо помочь мастерам — у них не было специалистов. Все руководство художественным промыслом ограничивалось устройством ежегодных выставок с раздачей премий.
Искусство скульптуры и гравировки на моржовой кости заслуживало более серьезного внимания. Прежде всего надо было построить удобную мастерскую, организовать постоянно действующую выставку изделий и возобновить работу косторезного кружка при местной школе.
Уэлен, середина 50-х
Более 15 лет прошло с момента моего первого посещения Чукотки. Сразу же после войны я участвовал в археологических раскопках на чукотском побережье. И вместе с тем внимательно следил за косторезным промыслом, состояние которого оставалось плачевным. В годы Великой Отечественной войны работа косторезов вообще затухла. С ними занимался, правда, известный организатор В.М. Леонтьев, но по-прежнему Уэленская мастерская существовала на бумаге, а руководство вышестоящих организаций не придавало значения работе косторезов, пренебрегая их нуждами.
В Москве меня пригласили в Главсевероторг и предложили возглавить деятельность мастеров. Я согласился, но попросил помощи с доставкой строительных материалов и оборудования для новой мастерской. Главсевероторг пошел мне навстречу.
На этот раз я подписал договор на три года. Приехал в Уэлен, но жить было негде, ночевал в конторе. Наступили морозы, и я стал замерзать. Достал и установил железную печку — потеплело. Потом на пароходе привезли два разборных магазина — под новую косторезную мастерскую. Чукчи, как известно, не умеют строить. Пошел в воинскую часть и из солдат, закончивших службу и умевших плотничать, организовал бригаду. Они довольно быстро соорудили новое здание мастерской. Вскоре сам переселился туда.
Уэленская косторезная мастерская
Май 1956 г. Только сейчас (наконец-то!) приняты меры для поддержания Уэленской косторезки. Постановлением Магаданского облисполкома от 23 июня 1955 года повышены цены на косторезные изделия. Думаю, благодаря этому решению возрастет заработок мастеров.
Осенью 1955 года в Уэлен присланы два сборных дома для мастерской и интерната, новое оборудование и инструменты, а также электростанция. И произошло еще одно важное событие: в штате мастерской утверждена должность заведующего — художественного руководителя!
Ноябрь 1956 г. В Уэлене построено здание новой косторезной мастерской. Ее стены утеплены. Внутренние стены рабочего зала окрашены в спокойные голубовато-зеленые тона — для снятия зрительного напряжения резчиков и граверов. Пол покрыли линолеумом: во-первых, для утепления помещения, а во-вторых, улучшены санитарно-гигиенические условия работы — не будет скапливаться вредная для здоровья костяная пыль.
Несомненно, новое здание — замечательный подарок для дальнейшего развития национального промысла. Но впереди много дел. В мастерской еще нет рабочих столов и табуреток; нет и своего электродвигателя, оттого почти не используется новое оборудование — бор- и шлейф-машины. Пока не удовлетворены заявки и на другие инструменты: мастера пользуются изношенными рашпилями и напильниками.
Недавно принято решение обучать резьбе и гравировке по кости десять учеников, обеспечив их общежитием, одеждой и питанием. Учебный зал при мастерской уже готов. Сейчас достраивается интернат, но для него пока нет коек, тумбочек, постельных принадлежностей. К тому же не получили уведомления об утверждении сметы расходов на содержание интерната, оплату обслуживающего персонала и преподавателей.
Октябрь 1957 г. Недавно прошла окружная выставка прикладного и изобразительного искусства. Я не сомневался в том, что на ней выделится среди других видов народного творчества именно художественная резьба по кости. Порадовали наши мастера: их изделия разошлись по многим городам Советского Союза и в другие страны.
В сентябре принято специальное постановление окрисполкома — довести в 1958—1959 годах финансовый план УКМ до 500 тысяч рублей, а в последующие годы — до миллиона рублей. Непросто будет выполнить это постановление. Для этого понадобится, конечно, привлечь в мастерскую старых талантливых мастеров, которые в прошлом ушли отсюда и трудятся теперь в колхозах. А вся загвоздка состоит в том, что правления колхозов чинят препятствия для желающих перейти на работу в мастерскую; к тому же им просто негде жить в Уэлене.
Другая проблема — подготовка кадров. Из разговоров с местными школьниками выяснил, что многие хотели бы обучаться косторезному искусству. Это большое благо: теперь в мастерской есть возможность воспитывать и обучать талантливую молодежь. Остается только выявлять способных и художественно одаренных юношей и девушек и собирать их в стенах УКМ.
Пока не задействована уэленская семилетняя школа: здесь нет даже кружка, в котором заинтересованные учащиеся могли бы попробовать свои силы, познакомиться с косторезным делом, процессом обработки кости.
На повестке дня и другие вопросы. Для улучшения качества изделий, увеличения их долговечности необходимо создавать в мастерской 5–6-летний запас моржового клыка. По-прежнему часты перебои в электроснабжении мастерской — это затрудняет нормальную работу…
Мастера — гравировщики и резчики по кости
Расскажу о мастерах — гравировщиках и резчиках по кости, с которыми довелось работать в середине 50-х годов.
К этому времени в Уэлене остался лишь Вуквутагин. Вместе с ним удалось вновь привлечь сюда отличного науканского мастера Хухутана, одного из первых инструкторов подготовки молодых кадров, одаренного мастера Туккая, художницу-гравера талантливую Эмкуль и других. Конечно, во многом этому способствовала поддержка местных и центральных властей, а также то, что мастерская получила новое просторное помещение. Так мастера-косторезы снова потянулись к любимому делу.
Коллектив мастерской — 15 человек. Скажу о моей специфике работы с мастерами. Давая советы, я всегда учитывал творческие возможности резчиков. Поступал так: делал схемы-наброски на бумаге, изображавшие отдельные сцены охоты, борьбы, как они мне представлялись, и предлагал мастеру выполнить что-либо подобное по своему усмотрению, но в материале. Мастер вносил в рисунок свои коррективы, основанные на знании окружающего мира. И тут, конечно, владение материалом, умение обрабатывать кость придавали скульптурной композиции новые черты.
Я уже говорил, мастера не делали предварительных эскизов карандашом на бумаге. Помню, был случай. Заготавливали на побережье моржовую кость, и вдруг кто-то закричал: «Смотрите, моржи!» Минут двадцать мы все наблюдали интереснейшую картину: на подплывающих льдинах в разных позах лежали животные. Когда пришли в мастерскую, я и говорю: «Ну а теперь рисуйте то, что видели». Это было для них непросто, ведь они раньше не рисовали: брали вагыльхгын (резец) и сразу работали по кости. Однако, когда мастера взяли в руки карандаши, работы их были просто удивительны.
Старался также поддерживать интерес граверов к фольклору, направлял внимание мастеров на богатство и выразительность чукотских и эскимосских сказок, легенд. Все чаще на клыках стали появляться сказочные сюжеты, где звери и люди общаются между собой, а с героями-охотниками происходят необычные фантастические приключения.
Своеобразно творчество Хухутана. Эскимос Хухутан родился в 1904 году в Наукане. С раннего детства начал он заниматься резьбой по кости. В 1934 году был ранен на охоте, потерял ногу и с тех пор весь отдался искусству. Талантливый художник создал много оригинальных скульптурных композиций. Хухутану удавались многофигурные и парные композиции. Одна из самых знаменитых его работ — двухфигурная скульптура «Борьба медведей». Вообще, он — мастер композиций, насыщенных страстью борьбы. Хухутан был членом Союза художников СССР, заслуженным художником РСФСР. Умер в 1969 году в Уэлене. Скульптуры и граверные работы Хухутана хранятся во многих музеях страны.
Интересная история приключилась с Туккаем (чукча Туккай родился в 1911 году, умер в 1974 году в Уэлене). Поначалу он занимался сбором налогов. Как-то они пропили энную сумму денег. Его арестовали и сослали куда-то в тундровый колхоз. Но и там он продолжал пьянствовать (наверное, от тоски и безделья), отморозил себе ноги. А потом без ног Туккая отправили на родину.
Я знал, что Туккай учился у отца — резчика Хальмо, его младший брат — знаменитый гравер Вуквол, да и сам он с 1933 года работал в Уэленской мастерской. И вот теперь я зашел к нему и предложил: «Возвращайся к нам в мастерскую». Так он стал работать в косторезке. Потом его отправили в город делать протезы. Запомнилась сцена, когду Туккай выходил из самолета на обеих ногах, с палочкой. «Какомэй!» — такое восклицание пронеслось среди встречающих. Да, для них это было потрясающим явлением!
Туккай стал постоянно работать в мастерской. Очень талантливый оказался мастер. Когда я уехал из Уэлена, он остался там художественным руководителем. Его особенно привлекало изображение человека в движении. Правда, он был многословен (в скульптуре. — Ред.), его скульптурным композициям присущи элементы повествовательности.
Замечательная мастерица чукчанка Вера Эмкуль родилась в 1919 году в Уэлене; училась у отца — старого резчика Аромке; в 40-е годы формировалась как художница, а в 50-е — стала зрелым мастером. Ее учителем в мастерской был Вуквутагин, и она блестяще освоила все виды сложной техники резьбы по кости, в особенности цветную гравировку. Для гравюр Эмкуль характерны композиция, реалистичность. За 30 лет своей деятельности она создала гравированные сюжеты о жизни моря и тундры, сцены охоты, ловли оленей.
Эмкуль великолепно разрабатывала сюжеты сказок «О добром великане», «О девушках и Кэле». На моржовом клыке с двух сторон, как на киноленте, перед зрителем развертывается сюжет сказки. Автор не только показывает, но и как бы рассказывает сказку. Эти работы широко известны и специалистам, и любителям чукотского национального искусства. Так что по праву Вера Эмкуль вошла в историю искусства резьбы по кости.
В Уэленской косторезной мастерской начинала работать и талантливая молодежь. Шестнадцатилетний Ваня Сейгутегин, последователь мастера Туккая, проявлял неплохие способности. Динамичны изящные фигурки оленей, сделанные им. С любопытством посматривает вокруг отдыхающая на льду нерпа, ее поза жизненна и непринужденна (скульптурка Сейгутегина «Нерпа»).
Появились в мастерской и новые художницы. Пришла сюда дочь Вуквутагина — Галина Тынатваль. Она оказалась одаренной художницей и неплохо справлялась с темой жизни детей.
А вот Елена Янку, последовательница Эмкуль, с успехом воплощала темы из жизни колхоза и берегового села: «Строительство в колхозе», «Почта на Севере». В мастерской работали и другие молодые косторезы — Хуват, ученик Хухутана — Киллой, Виктор Теютин — сын Эмкуль. Незаурядные способности проявили школьницы Номкай и Инной.
Дальнейшее развитие Уэленской косторезной мастерской происходило без моего участия. К сожалению, в начале 1960-х годов в Уэлене пытались привить мастерам традиции холмогорской резьбы по кости, весьма далекие от чукотских традиций и действительности.
Как мне известно, в настоящее время Уэленская косторезная мастерская работает и мастера-художники продолжают традиции национального искусства.