Прошлым летом в составе группы ученых я участвовала в этносоциологических исследованиях в двух районах континентальной Чукотки — Анадырском и Билибинском. Среди представителей ее малочисленных народов, и это подтверждается на каждом шагу, политика, проводимая новым губернатором Чукотского автономного округа Р.А. Абрамовичем и сформированным им окружным правительством, находит понимание и поддержку, она позволила людям с оптимизмом взглянуть в будущее.
Но поразила одна деталь: чего бы ни касался вопрос, в ответе непременно — поклон губернатору.
Спрашиваем, например:
— Какими личными качествами должен обладать лидер общественной организации коренных жителей?
— Вот Абрамович — молодец! Молодой, немногословный, ничего не обещает, но много делает…
— Поставьте, пожалуйста, оценку работе властей по решению проблем коренных жителей.
— Абрамович — молодец! Ему можно даже 4 поставить.
— Какие мероприятия проводятся у вас в рамках десятилетия коренных народов мира?
— Празднуем День коренных народов мира 9 августа. В этот день бывает шествие представителей коренных народов в Анадыре. До Абрамовича я это шествие называл Маршем обреченных. Выглядело все, как в зоопарке: люди бредут по центральной улице в напряжении и раздражении, понуро стучат в ярар, всем почему-то стыдно. Все неестественно. Но Абрамович — молодец! Сейчас глаза у людей стали другими, в них появилась надежда…
Надо же слышать еще и интонацию подобных высказываний, чтобы понять: это не слепая восторженность, это оценка, высказанная с тем удивительным сочетанием доброжелательности и критического юмора, которое вообще характерно для образа мысли и речи людей на Чукотке.
Губернатор «присутствует» почти в каждом доме. Его портреты, предвыборные агитки, плакаты и календари вы увидите и в официальном учреждении, и в магазине, и в школе. Брошенное журналистами словосочетание «всечукотская жилетка» мигом распространилось, к губернатору все идут пожаловаться и попросить. Внешний облик его, в джинсах и свитере, вся Чукотка уже присвоила себе: демократичная внешность и простота в одежде всегда были присущи коренным северянам, северным старожилам. Однако чукчи, эскимосы, чуванцы, юкагиры, эвены и другие коренные жители размышляют больше не о личности губернатора, а о своей собственной жизни, о Чукотке — до него и при нем.
Год назад, вступая в должность губернатора, в своем обращении к Думе Чукотского автономного округа Р.А. Абрамович так определил положение на Чукотке: «…мы находимся в глубочайшем финансовом и экономическом кризисе» и привел доказательство: «Реальное долговое бремя… по состоянию на 1 января 2001 года, включая задолженность округа перед федеральными органами и коммерческими предприятиями, составляет сумму, сопоставимую с четырехлетним бюджетом округа», и далее: «…ситуация дошла до черты, после которой невозможно управлять происходящими процессами. Чукотский автономный округ находится за гранью банкротства».
Самые объективные подсчеты, сокрушающие слова «долговое бремя», «банкротство» становятся осязаемыми, когда видишь воочию состояние, судьбу отдельного человека, узнаешь, каково ему в этой экономической круговерти.
Вот письмо, написанное 18 октября 1998 года.
«…Дорогая Патти, если бы мы могли с тобой встретиться хоть на часок, тогда ты узнала бы, как бедствуют на Чукотке люди. У нас, в Ваегах, живется очень тяжело. Я теперь хорошо понимаю, что значит голод! Знаешь, какой самый ценный и дорогой продукт в любом доме? Хлеб. Если он есть, то это настоящий праздник. Праздник, даже если в доме нет ничего, кроме хлеба и чая.
Для меня это не то что самая вкусная еда — самый главный продукт, без которого останешься голодной. Для меня хлеб — это главная цель каждого дня. К 11 часам каждый день я думаю о том, как бы не опоздать в магазин. Пока в очереди стою, все время волнуюсь, хватит ли хлеба. Но не всем доступны даже эти чувства. Дело в том, что хлеб выдают только бюджетникам, тем, кто работает в школе, сельском совете, ЖКХ, детском саду, и только по записи в магазине. У продавца есть тетрадь, в которой фиксируется, кто сколько взял хлеба. Например, мой номер 21. Взяла я две булки, в тетрадь записывают — 24 рубля. А запись открыли только на сто рублей. Это значит, я могу взять еще 6 булок — и все, до следующей записи.
Обычно я беру хлеб на пять семей. В основном все мои братья и сестры, как и мама, работают в совхозе, они — не бюджетники, поэтому на них запись не открывают. Живи, как хочешь! Вот я и делю все, что получаю, на пять семей — по булке, иногда по полбулки на каждую.
Как правило, запись бывает один раз в месяц, но иногда торговое отделение (оно в пос. Марково) идет людям навстречу, и тогда открывают запись еще раз, но только на 50 рублей. Когда людям совсем нечего есть, продавщица звонит в Марково начальнику торгового отделения, и он решает, что делать. Вот так и живем!
У людей совсем нет денег, а крупы, сахар — только за наличные. Конечно, в поселке есть люди, которые не бедствуют, это так называемые коммерсанты, продающие спирт, самогон. Патти, ты сейчас будешь в шоке, услышав, кто у нас коммерсант. Это главврач поселка, заведующая детским садом, главбух совхоза и другие.
Недавно пришел муж моей подруги Толя и говорит: «Боже мой, дошло до того, что дети уже и сладости не просят, им только хлеба подавай». У них растут восьмимесячный сын и трехлетняя дочка, и, представь, они как-то несколько дней пили один кипяток. А ведь подруга кормит сына грудью!
Бедные дети! Как-то моя племянница Василиса (ей 5 лет) спросила свою маму, когда та резала хлеб: «Мама, этот кусок мы сейчас съедим, этот — за ужином, а этот — на завтра оставим. Правда?» А там всего-то полбуханки было, вот она и поделила на три части. А в семье у них четыре человека.
Это хорошо, что я устроилась работать в школу, а так никакой записи у меня не было бы. До поступления на работу могла по нескольку дней сидеть без хлеба, на обед — суп и чай. Хорошо, если кто-то сахар даст. Про масло мы даже и не думаем, привыкли уже без него обходиться.
Представь, Патти, что делают те семьи, которые работают в совхозе. Они ведь уже несколько лет не получают денег. Марина и Коля (мой брат и его жена) уже, наверное, привыкли без хлеба жить. (Ты их знаешь — на вертолете вместе летели.) Она работает в совхозе, а Коля — тренером в школе. Вот сидят «без ничего». А у них двое детей.
Правда, совхозники «на молочке» — по записи могут брать свежее молоко. Один литр стоит 16 рублей. Я тоже беру молоко, но на Алешину (брата) запись. Этим и спасаюсь. Не я одна, многие обмениваются: хлеб на молоко или наоборот. Кроме того, совхозники опять же по записи берут рыбу или мясо. Правда, мясо уже давно закончилось. С молоком тоже скоро, наверное, будет проблема. Дело в том, что комбикорма уже нет, а коров 10 или 12. Их, скорее всего, будут забивать, как в свое время лошадей. Одного сена будет недостаточно, чтобы коровы смогли перезимовать. Они и сейчас молока мало дают, каждая всего по четыре литра. А ведь летом даже оставляли молоко на сметану и творог. А сколько в селах маленьких детей?! До одного года сейчас у нас четверо ребят, а недавно еще трое появилось. Им еще и месяца нет. Грудного молока не хватает, потому что матери очень плохо питаются.
Совсем перестали ходить в гости: неудобно. Ведь все равно за стол посадят, даже если самим есть нечего. Летом хоть ягоду собирали, иногда можно было с вареньем чай попить. Когда сахара нет, какое может быть варенье? Но летом рыба была, люди из рыбных молок икру делали, из печени — паштет вместо масла. Осенью все занимались картошкой. Многие надеялись продать ее и выручить деньги. Но, увы, этот год был неурожайным.
Я не понимаю, как живут те, кто не нашел работу. Хорошо, если в семье есть пенсионер — он каждый месяц пенсию получает. Но опять же, Патти, проблема. Зачастую эта пенсия уходит на бутылку. Как пенсия — так старики и молодежь гуляют. И самое обидное, что молодежь иногда стариков обижает.
Из-за нищеты рушатся семейные отношения. Я по себе это чувствую. Люди стали черствее.
Кроме еды у всех проблемы с одеждой. Нет даже носков. Детям не с чем в школу ходить: ручки, карандаши, тетради — тоже дефицит…
Словом, какой сферы жизни не коснись — в Ваегах одни проблемы!
От частых наводнений одноэтажные дома разваливаются.
Ты заметила, Патти, что в основном я приводила примеры из жизни моих родственников. А ведь наша семья считается благополучной. Тогда что говорить о других семьях?..
Тамара Коравье,
научный сотрудник НИЦ «Чукотка»
(Из письма к антропологу
Патрисии Грей,
сотруднице Института
Макса Планка в Германии)